«Для меня это скорее конфликт людей и горя»: режиссер Кирилл Верхозин о документальном сериале «Эльбрус. Точка невозврата»

Премьерный показ картины на большом экране состоялся 20 сентября, а сейчас фильм представлен для широкого зрителя в онлайн-кинотеатре «Иви». Какие первые отзывы Вы получили?

Реакция хорошая — на просмотре в «Октябре» был почти полный зал. В конце люди предложили провести импровизированную минуту молчания — в этот день ещё была двадцатая годовщина гибели Сергея Бодрова, это тоже трагедия, косвенно связанная с темой нашей истории.

Большинство вопросов у зрителей было к Дмитрию Долгову, непосредственному участнику того восхождения, который был на показе. Сам он тоже смотрел фильм в первый раз, потом подошел ко мне и сказал, что, в принципе, все так и было, все достоверно.

На пресс-конференции Вы упомянули, говорили что начали снимать эту картину буквально спустя месяц после произошедшей трагедии. Как началась эта работа и почему Вы решили взяться за эту тему?

Мы следили в новостях за этими событиями, и практически сразу задумали сделать какой-то проект. Начали делать попытки связаться с участниками событий, но сначала нам никто не отвечал, потому что люди были заняты своими делами, своими эмоциями, переживали эту ситуацию. Неделю-две, наверное, не было вообще никаких зацепок, с чего начать. В итоге первым мне ответил Игорь — это один из гидов, с него все и стало развиваться. Я нашел его контакт, отправил сообщение, он не отвечал мне какое-то время. Я уже думал, и не ответит, но потом он мне позвонил. Игорь сказал, что во время всех этих событий он там, на горе, потерял свой телефон. Поэтому когда я ему писал, мои сообщения приходили ему на этот потерянный телефон, лежавший на Эльбрусе. Его каким-то чудом нашел другой турист из Белоруссии, позвонил Игорю и вернул ему телефон — собственно, после этого мы и смогли связаться. А дальше он нас познакомил с другими гидами, с другими участниками, и так мы и начали работать. В процессе мы поняли, что масштаб там довольно большой. Потенциал истории, который постепенно начал открываться, позволял углубиться в тему — там много разных человеческих судеб, много разных сюжетных линий.

Помимо гидов, в фильме появляются и трое участников восхождения. Как отреагировали на Ваше предложение принять участие в съёмках картины другие туристы, выжившие в этой трагедии?

На самом деле, мы снимали ещё одного героя, но из-за того, что события были травматические, он помнит только самые яркие моменты, а всё остальное не помнит — он непосредственно на интервью так и сказал. Мы решили не использовать этот материал.

Все реагировали по-разному, обычно просто вежливо отказывали, говорили, что не хотят заново переживать те события, не хотят снова как бы там оказываться и все вспоминать. Мне кажется, они имеют полное право так отвечать, это их дело. Но мы старались историю все равно как можно более детально воссоздать по рассказам тех героев, кто с нами вышел на связь, — думаю, более чем исчерпывающе получилось.

Существенную часть картины составляют игровые сцены с актерами, воссоздающие события того восхождения. Расскажите, как и где они снимались?

Они снимались на Эльбрусе. Из рассказов, из интервью мы собрали большой пул информации, брали материалы, которые участники восхождения сами снимали. Еще использовали GPS-трекеры — я непосредственно мог видеть, как все было, создать некий макет, где поминутно видно положение людей, трекеры которых у меня были. Проконсультировались с опытными альпинистами, как все это примерно выглядит. Снималось все на Эльбрусе, но не в тех местах, где это происходило — это были бы слишком экстремальные условия, нельзя попасть туда с техникой, это логистически невозможно сделать безопасно. Мы снимали на тренировочных местах, где альпинисты отрабатывают ситуации, которые могут произойти на горе. Они очень похожи, но находятся чуть ближе к цивилизации. Люди, которые у нас снимались — это альпинисты-любители. Они увлекаются альпинизмом, сами ходили на Эльбрус, не раз были на горе.

Это была Ваша первая поездка на Эльбрус? Появилось желание самому подняться на гору?

До съемок я не был на Эльбрусе. Мы не поднимались на вершину, но желание появилось, на самом деле. Мы думали об этом, но мы снимали зимой, это как бы не сезон для любительских восхождений, для новичков. Вообще были мысли, но съемки измотали нас.

В картине присутствует конфликт между героями и несколько разных точек зрения — может ли режиссёр оставаться беспристрастным, или все равно чью-то точку зрения он невольно занимает?

Сложно, конечно, оставаться беспристрастным, потому что все равно всем сочувствуешь, за всех переживаешь и понимаешь, что у каждого своя правда. По фактам историю все рассказывают одинаковую — никто не врёт, никто не пытается себя как-то покрыть или обвинить кого-то. Но эмоционально истории получаются очень разные, одни и те же события интерпретируются совершенно по-разному. Я это не воспринимаю как конфликт людей, для меня это скорее конфликт людей и горя, людей и трагедии. Они все вместе противостоят тому, что случилось, противостоят стихии, этой нечеловеческой силе, которые на них обрушилась и многим, конечно, испортила жизнь. Я стараюсь на это в таком разрезе смотреть. Я поддерживаю всех героев, и никому никакого предпочтения не могу отдать.

Проведя большое исследование на тему случившегося, что бы лично Вы назвали главной причиной этой трагедии?

Как неоднократно говорится в фильме, сложно выделить один фактор, это была совокупность факторов. Но, конечно, сыграл роль шторм, погода. Как я себе это представляю — все равно, когда ты решаешься на такое экстремальное путешествие, ты, хоть и можешь предположить, что будут какие-то трудности, все равно думаешь, что оно будет экстремально, но безопасно. Например, как прыгнуть с парашютом — тоже получаешь «безопасный» экстрим. И в 95% случаев это так и происходит касаемо Эльбруса. Но именно в этой ситуации люди попали в такие условия, к которым они не были готовы — ни психологически, ни физически, ни технически. Никто не хотел умирать, никто никого не хотел подставлять, никто никого не хотел вести на смерть. Когда ты находишься у себя дома в комфортных условиях, то можно сидеть и говорить, вот я бы поступил так, я бы поступил по-другому, я бы спас или не спас. Но все эти рассуждения — они уже не работают там. Человек остается один на один с самим собой. Думаю, погода все же стала здесь главным фактором.