Ирина Обидова рассказала о создании своего дебютного фильма «1000 дешевых зажигалок»

«1000 дешёвых зажигалок» — Ваша дебютная полнометражная работа. Расскажите, с чего всё началось — как появилась идея, как снималась картина?

Идея появилась еще в 2018-м году, когда случилась трагедия в Керчи. Предпосылки к тому, что мне интересно сделать кино на эту тему были, когда случилась трагедия «псковских Бонни и Клайда». В керченской трагедии было очень много деталей, которые шокировали и удивили. Так совпало, что автора сценария Лизу Цыганову, с которой мы на тот момент уже вместе работали на других проектах, тоже настолько задела эта трагедия, что ей захотелось попробовать сделать кино об этом. Мы начали разговаривать и поняли, что у нас полностью совпадают взгляды на проблему, на вещи, которые триггерят каждую из нас в этой проблеме, и мы решили, что попробуем написать сценарий. Это было непросто — мы понимали, что шансов, что это будет запущено, снято, что у нас получится история, не так много. Тема сложная, прежде всего, этически. Два года мы работали над сценарием, делали очень большой ресёрч — общались со школьниками, со студентами, с педагогами, с психологами, с детскими омбудсменами. Собирали материал, писали в свободное от работы время, по выходным, по праздникам. И вот накануне Рождества мы получили письмо от Berlinale Talents, что наш проект отобран, и дальше уже все завертелось.

^{Фото: кадр из фильма «1000 дешёвых зажигалок»} 

Как бы Вы описали главную проблему при работе со сценарием на такую тему?

У нас в истории есть проблема школьных стрелков — скулшутинга (именно как термин). Но наше кино не об этом. Во-первых, есть другие фильмы именно на эту тему, во-вторых, проблема сложносоставная — она состоит из нескольких направлений. Первое — подобные вещи совершают люди с серьезными психическими отклонениями, и делать фильм об этом мы не хотели, потому что, в целом, там все понятно. Нас интересовал вопрос, почему другие дети на это смотрят, ориентируются и берут это в свою модель поведения, что за этим кроется. Скулшутинг — это преступление славы, потому что все те, кто идут на эти преступления, хотят, чтобы о них говорили, чтобы были рейтинги, чтобы считали количество жертв и так далее. А мы не хотели делать акцент в кино на этом. Нам было важно исследовать проблему, как совершенно обычный, на первый взгляд, человек может к этому прийти, что его к этому приводит — и что, на самом деле, это чудовищно страшно. И мне кажется, у нас получилось.

Ваш фильм раскрывает целый ряд серьезных проблем как подросткового возраста, так и социума в общем — при этом атмосфера у картины довольно светлая, она не выглядит депрессивной. Вы специально хотели подать эту тему легче?

Да, мне очень хотелось сделать фильм в жанре арт-мэйнстрим — по сути, это авторское высказывание, рассказанное доступным, интересным зрителю языком. В юности мы делим мир на чёрное и белое — он либо очень яркий, либо очень мрачный. Мы попытались найти больше ярких красок. У нас была одна из идей с художниками — в колледже создать калейдоскоп абсолютно разных ребят, чтобы не было ассоциации с чем-то маленьким и мрачным, не было ощущения хтони. Мне кажется, вообще сами подростки — они очень яркие, интересные. За каждым из них — настолько огромный потенциал и настолько интересная жизнь, что даже в своих депрессивных состояниях они яркие.

У нас в фильме есть образ фейерверка — он смысловой, такой выплеск подростковой агрессии, эмоций и чувств. Поэтому мы совершенно осознанно делали не мрачное кино, а создавали историю на стыке жанров, экспериментировали. Где-то, может быть, получилось, где-то нет — в следующем своём фильме я учту какие-то моменты, которые я, как режиссёр, могла бы сделать лучше, чётче, понятнее, интереснее. Но вот это настроение, что жизнь все равно продолжается, и если не смерть, то выход всегда есть — вот это настроение я очень хотела заложить, и в этом всячески меня поддерживала автор сценария Лиза. Мы очень хотели после фильма оставить надежду. Если бы мы делали его в тяжелом ключе, я боюсь, надежды вообще бы не осталось.

Фото: кадр из фильма «1000 дешёвых зажигалок» 

Отличается ли работа над кино про подростков от фильмов про взрослых людей?

Если брать работу с актёрами на площадке, то да, отличается, но у нас так получилось, что на площадке преимущественно были люди 20+. Ребята 20+ играли подростков около 17 лет, на пороге совершеннолетия. Если же говорить про документальные аспекты, когда ты работаешь с реальными людьми, когда ты собираешь их истории, как мы собирали истории про буллинг, кто с чем сталкивался, как это влияет — тут, конечно, надо быть тоньше, мягче, менее напористым.

Ключевая мысль, к которой я пришла почти за четыре года работы над этой историей — подросткам нужно дать возможность быть услышанными. В любой теме. Вот если ты пришел с ними разговаривать — их нельзя давить своим авторитетом, опытом, ещё чем-то. С ними надо быть наравне. И как только они входят в эту стадию доверия к тебе, они начинают с тобой общаться, быть открытыми. Когда ты для взрослых и со взрослыми кино делаешь, ты можешь постоянно делать отсылки к какому-то их опыту, рассчитывать, что он у них был или предлагать возможность его представить. А здесь надо понимать, что у многих ребят в 16–17 лет какого-то жизненного опыта еще нет, и представляют они все вещи очень полярно. Здесь надо идти от их внутреннего ощущения мира, доверять и вызывать у них доверие. Наверное, в этом секрет.

А кто все-таки является целевой аудиторией этой картины — взрослые или дети?

Это очень сложный вопрос. Потому что споры о целевой аудитории этого фильма идут с самого начала. Мы сталкивались даже пару раз с критикой, что мы сделали кино для взрослых, что мы сняли его о своей юности, а нынешние подростки не такие. При этом мы очень много времени провели с подростками: один из редакторов сценария — подросток, шестнадцатилетняя девушка, которая учится в колледже. Она нам помогала адаптировать диалоги. Но и когда наши коллеги, друзья, кто младше нас, смотрели — им наш фильм заходил, нравился.

Мне бы очень хотелось, чтобы родители посмотрели это кино и после фильма, возможно, лишний раз обняли своих детей, лишний раз дали им возможность выговориться, поэтому для меня взрослая аудитория очень важна. Был безумно показательный момент, когда на «Окне в Европу», где у нас был премьерный показ, я шла по городу, и ко мне подошла женщина, спросила, мой ли это фильм. Я говорю: да, и она сказала мне: «Спасибо вам от всех мам Выборга». Я тогда подумала, возможно, мы всё-таки смогли за счёт линии с мамами и за счёт того, что они для нас были важны, заинтересовать взрослую аудиторию.

А для подростков хочется, чтобы они нашли для себя ответы на какие-то вопросы, которые задают себе — в этом фильме они их найдут.

Фото: кадр из фильма «1000 дешёвых зажигалок» 

Вы сказали, что провели много времени с подростками при подготовке сценария — была ли история, рассказанная кем-то из них, которая Вас больше всего поразила?

Я могу сказать, что в фильме много автобиографичных моментов. То есть, какие-то персонажи, какие-то диалоги, какие-то сцены брались из жизни, из опыта как моего, так и автора сценария. Еще у меня есть такая манера работы на площадке — я пытаюсь собрать команду, в которой в рамках проекта каждый, занимаясь своим делом, может заниматься творчеством и что-то предлагать. И я просила актеров максимально привносить в роль какие-то свои моменты, предлагать что-то, менять диалоги, переделывать мизансцены. У меня сейчас есть ощущение, что фильм, хоть он и не основан на реальной истории, соткан из каких-то маленьких реальных историй, деталей, событий.

История, которая действительно нас удивила — была опубликована новость, не помню, в каком регионе, о составлении списков опасных студентов, что у нас является триггерной ситуацией в фильме. Нам сказали на одном из питчингов, что мы это придумали, что так не бывает — а ведь мы написали сценарий за год до того, как это появилось в новостях, когда обсуждали реальный кейс. То есть, мы не то чтобы предвосхитили события, это уже было — нам об этом рассказывали и учителя, и ребята, — просто это нигде никогда не афишировалось, а тут попало в паблик. Вот это нам доказало лишний раз, что историю мы выстраивали правильно и жизненно.

Почему Вашим главным героем стал именно Артём — умный парень, который, тем не менее, в школе считается аутсайдером?

На самом деле, это было наше желание рассказать про аутсайдеров — ребят, которых по разным причинам не принимает общество. И у меня в классе были такие ребята, и у моих коллег и друзей. В какой-то момент их часто начинают притеснять, обижать учителя и взрослые — у детей начинается подростковый бунт, они не хотят хорошо учиться, не хотят вливаться в коллектив, а критерии принятия — это ты либо со всеми дружишь, или хорошо учишься. Они уходят в протест, и мне было интересно, что скрыто за этим процессом. Вообще в Артёме, когда мы уже сняли эту историю, я увидела нескольких своих товарищей по классу, товарищей по институту — очень талантливые, умные парни, которые абсолютно осознанно шли в это отрицание системы, отрицание чужих мнений, потому что их не хотели слышать. К счастью, ни у кого из них это не ушло в какие-то серьезные проблемы, у всех довольно удачно сложилась жизнь. И мне кажется, это своеобразный момент проживания своего таланта — если твой социум помогает твоему таланту и дает ему свободу реализации — это одно, а когда социум тебя душит со всех сторон, и у тебя не остается точки опоры, то твой талант может уйти на тёмную сторону.

Фото: кадр из фильма «1000 дешёвых зажигалок» 

Отечественный кинематограф знает много фильмов о подростках и вопросах, затрагивающих их — почему Вы посчитали важным снять еще одну картину на эту тему? Что бы Вы хотели сказать зрителям?

Мы захотели раскрыть эту тему в контексте бесконечно происходящих трагедий. Мы хотели исследовать вопрос именно с этой точки зрения, потому что мне кажется важным говорить об этом. Когда происходит очередная трагедия, общество быстро вскакивает и начинает вводить законы, запреты, идеи, а потом затихает. Следующая трагедия — и всё по новой. Проблема комплексная, решение нужно комплексное — нельзя винить только государство, или только родителей, или только учителей. Ни в коем случае нельзя винить только подростков. Но если мы эту тему в обществе будем поднимать, если у нас будет формироваться культура доверия одного поколения к другому, уважение, больше внимания к работе психологов в школах — таких случаев станет меньше. Только тогда мы сможем что-то менять и помогать ребятам просто не оказываться на этой черте, за которой они, даже если все не приведет к трагедии, могут поломать свои жизни.

И главное, мне не хотелось, чтобы люди вышли после фильма и сказали: вот эти однозначно плохие, они во всем виноваты. Я хотела, чтобы люди посмотрели и поняли, что проблема намного сложнее. Мы приглашаем к диалогу — мы никого не осуждаем, мы хотим поговорить. Если у нас получится этот диалог, если он вызовет какую-то резонансную волну — я буду очень довольна.